Мора отчётливо видел в глазах своего медиума жалость. И это ему не нравилось. Очень не нравилось... Парень ненавидел всякого рода жалость к себе. пусть ему и нравилось, когда его успокаивают, но не нравилось, когда жалеют.
- Я не знаю, Мора. Я не могу тебе ответить ни на один вопрос. Я не Хотару… Я Флаки.
Акселератор посмотрел на девушку и прикрыл глаза. В душе как будто бы что-то умерло. Но он не понимал, что это было за чувство, так как такого он ещё никогда не испытывал. Из-под длинных ресниц парня вот-вот грозились скользнуть слёзы.
- Так значит, ты не Хотару? Тогда я ошибся. Никогда не следует полагаться на свою память, так что извини меня, пожалуйста. Но как ты сказала, тебя зовут?.. Ах, да, Флаки. Прости, но я не могу вспомнить твоего лица. Оно сейчас здесь, перед моими глазами, но я совершенно ничего не помню.
Мора ничего не помнил о том человеке, который сейчас находился перед его глазами. Для него девушки как будто бы не существовало. Всё, что непосредственно не касалось его или Тору, было ему безразлично.
- Однажды я накричал на Тору... Ах, я же уже рассказывал эту историю. Как грустно, но я не люблю повторять то, что уже рассказывал. Я ведь точно рассказывал об этом тебе? Да, точно. Но я её не закончил...
Тогда Тору некоторое время жил у Тиаки. Всему виной был мой существующий или несуществующий друг. Одним словом, мы с создателем просто некоторое время отдыхали друг от друга, но тем не менее, каждый день встречались в одном и том же баре, в одно и то же время.
- Привет, - как обычно, сказал мне Тору.
- Доб-рый ве-чер, То-ру, - как всегда, ответил я мультяшным голосом, - смородиновый ликёр, пожалуйста.
- Мора, пожалуйста, перестань заказывать ликёры! Это же гадость! Я только даром трачу время, ты всё равно пьёшь одно и то же.
- Смородиновый ликёр, пожалуйста.
- Ну вот, я так и знал! Мора, я хочу сказать тебе одну вещь.
- Какую?
- Это настоящий бум щадящей психотерапии, не так ли?
- Что?
- Эта мода излечиваться от своих ран. Я против этого, это не та вещь, от которой надо излечиваться, от неё надо освобождаться, а это не одно и то же. Думаю, раны излечиваются благодаря общению с другими людьми...
- Ну уж нет!
- Да что ты, ведь я имею в виду тебя и твоего приятеля.
В тот момент мне показалось, что кожа на моём лице вот-вот разорвётся, словно меня били кулаками или кусали. Кровь у меня в жилах уже не текла с прежней скоростью, моё сердце билось неровно, с перебоями, словно кубинский барабан, оно как будто превратилось в мешок с кровью, которая - ещё немного - хлынет через рот. Я сделал несколько глотков смородинового ликёра, чтобы придти в себя, язык мне не повиновался, я перестал чувствовать вкус напитка, попытавшись вздохнуть, я неожиданно издал какое-то ворчание. Едва справившись с собой, я заметил, что на меня оглядываются посетители, заинтересованные происходящим, ведь я весь содрогался от рыданий, я совсем обезумел от бешенства...
- Привет, - как обычно, сказал мне создатель. Нет, не совсем так, всё-таки его приветствие звучало не совсем привычно.
- До-брый ве-чер, То-ру, - как всегда, ответил я мультяшным голосом, но, как у всех мультяшных персонажей он отдавал фальшью, - будьте добры, смородиновый ликёр.
- Прекрати заказывать всякую дрянь! Впрочем, я напрасно трачу время, ты всё равно делаешь по-своему.
Я мог заказать что-нибудь другое, ведь помимо этих скучных сухих коктейлей типа мартини-драй есть то, что мне очень нравится, например кубинский "Мохито", марокканский "Кетчам" или турецкий "Базад", но мне не хотелось уступать Тору в моей привычке заказывать смородиновый ликёр.
- Смородиновый ликёр, пожалуйста.
- Ну вот, я так и знал. Довольно...
Я чуть не подпрыгнул на месте, мне показалось, что вот сейчас что-то произойдёт типа: "Ну, давай, вали отсюда, хочешь уйти, иди, топай!", я ждал что-то вроде этого.
- Я хочу сказать тебе одну вещь.
- Да?
- Это настоящий бум щадящей психотерапии, не так ли?
- Что?
- Эта мода излечиваться от своих ран. Я против этого, это не та вещь, от которой надо излечиваться, от неё надо освобождаться, а это не одно и то же. Думаю, раны излечиваются благодаря общению с другими людьми...
- Ну уж нет!
- Да что ты, ведь я имею в виду тебя и твоего приятеля.
У меня было ощущение, словно мне всадили в глаз иголку, в какой-то момент я ничего не видел, всё сделалось белым, я почувствовал себя моллюском, у которого раздавили его раковину. Это ощущение у меня возникает достаточно часто, с самого моего создания. Сначала я почувствовал, будто моё тело становится лёгким, что оно плывёт по воздуху, и одновременно возникла иллюзия падения, словно я свалился с высоты на острую кромку айсберга, а потом наступило блаженство и я сказал сам себе: "Ну вот, наконец и закончилась вся эта эпопея", возбуждённый, я стал глотать свой ликёр, я был по-настоящему счастлив, от радости у меня даже язык отнялся, я не чувствовал вкус напитка. Потом я пришёл в себя. Я был так счастлив, что попытавшись вздохнуть, испустил какое-то ворчание, словно голодная собака, я начал плакать, содрогаясь всем телом, я так этого ждал, я был готов возблагодарить небеса...
- Привет.
Тору ещё никогда так не здоровался со мной, он даже не употреблял этого слова - "привет", мне показалось это странным, что-то в этом было не так, и моё сердце учащённо забилось.
- До-брый ве-чер, То-ру.
Я решил подыграть и произнёс эти слова, как герой мультика, то есть голосом автоответчика, таким плутоватым голоском. Меня беспокоило, что создатель стал не такой, как всегда. В нём что-то изменилось.
- "Касси", пожалуйста.
- Прекрати заказывать всякую дрянь! Впрочем, я напрасно трачу время, ты всё равно сделаешь по-своему.
Но меня охватил такой мандраж, что я был просто не в состоянии заказать себе что-нибудь другое. Я вовсе не так люблю смородиновый ликёр, по правде говоря, я не то чтобы любил алкоголь вообще. Но я никогда не испытывал особого желания попробовать другой напиток, и с того времени, как я начал уставать от Тору, всякий раз, идя в бар или клуб, я всегда заказывал смородиновый ликёр, это меня расслабляло. Хотя есть много чего ещё, что мне нравилось больше, чем "Касси", благодаря Тору мне довелось попробовать всякого, например, "Кровавую Мэри", что подавали в самолёте перед обедом, или сухой шерри на рейсе "конкорда".
- Касси, пожалуйста.
- Ну вот, я так и знал. Хватит...
"Ну всё, конец, - подумал я, сразу ослабев от этой мысли, - теперь уж точно".
- Я хочу сказать тебе одну вещь.
- Да?
- Это настоящий бум щадящей психотерапии, не так ли?
- Что?
- Эта мода излечиваться от своих ран. Я против этого, это не та вещь, от которой надо излечиваться, от неё надо освобождаться, а это не одно и то же. Думаю, раны излечиваются благодаря общению с другими людьми...
- Ну уж нет!
- Да что ты, ведь я имею в виду тебя и твоего приятеля.
Это было очень странно, честное слово, я не ожидал такого ответа, я почувствовал, что превратился в какую-то креветку или краба. Скорее в черепаху. Меня словно парализовало, а потом возникло впечатление, будто моё тело раскалывается вдоль, как кристалл сверху донизу. Я не мог такого представить! Я ожидал совершенно другого, я ожидал услышать что-то вроде: "Всё кончено, я ухожу от тебя, Мора, ты действительно ничтожество, из тебя ничего не выйдет, это ясно. Короче, сгинь с глаз моих, Мора, ты настоящее дерьмо. Мне вспоминается Тиаки...", но вышло совершенно не то, тревога и радость рвали меня на части, нет, они вовсе не компенсировали друг друга. Я был похож на кристалл, разрушающийся от воздействия двух полярных сил, как только этот процесс начался, исправить было уже ничего нельзя. Я допил свой "Касси", и он провалился мне не в мой несуществующий желудок, а в эту самую щель, образованную двумя разрывающими меня силами. Вкуса я не почувствовал, а потом я заплакал, и всё, чего я не успел довообразить, проявилось на моём лице и стало раздирать его. Мне нужно было успокоиться и смириться с неизбежным.
Потом Тору вывел меня из бара, кивнув бармену: мол, извините, напился юноша. Он поддерживал меня за талию. И даже когда мы вошли в номер, я всё никак не мог успокоиться.
Тору был чрезвычайно удивлён, поскольку я всегда старался держать себя в руках, даже когда я оставался наедине с собой, ничто не могло заставить меня забыть обо всём и выйти из себя. Хотя я могу сказать, что это было замечательное ощущение.
Я всегда думал, что неспособен нормально выражать свои эмоции, а этот человек вообще не мог понять, почему я вдруг сорвался с цепи. Он даже не пытался сделать этого, так как это было не в его духе. Но всё-таки он был очень удивлён, хотя и не принимал близко к сердцу: он не вышел из себя, напротив, у меня сложилось впечатление, что он был доволен происходящим. Я уверен, что ему нравилось, когда кто-то орал, плакался или высказывал свою зависимость, потребность в нём, что ли... Я уверен, что ему доставляло удовольствие убеждаться в действительности своего эмоционального влияния на людей, а потом отпускало его, и он выбрасывал это из головы. Тору не обращал внимания на мою злобу. Он велел гарсону подать что-нибудь покрепче и поставил передо мной стакан. Я изо всех сил сжал бокал с коньяком, а поскольку стекло было очень тонкое, бокал лопнул у меня в руках, и я порезал себе губу.
- Ну что же ты делаешь?!
- Ты не понимаешь, ты не можешь понять. Но позволь мне сказать тебе, что у меня действительно высокоэмоциональные отношения с моим другом, а с тобой... я даже не хочу говорить... с тобой - ровные.
- Это как - "высокоэмоциональные"? Ты хочешь сказать, что вы постоянно спорите?
- Высокоэмоциональные отношения означают высокоэмоциональные отношения.
- И вы не даёте им выхода?
- Мы настроены довольно критически по отношению друг к другу, он много читает, он читает книги, посвящённые проблеме терроризма, он не особо любит говорить об этом, его теория заключается в утверждении, что только терроризм может принести подлинную свободу, размышляя, он сам пришёл к такому выводу.
Пока я, всхлипывая, рассказывал ему всё это, Тору опустил голову и испустил глубокий вздох.
- Всё кончено, Мора.
Тогда мне стало по-настоящему страшно, ведь я не мог осознать значения этих слов, так как не понимал, к чему они относились. Что было кончено? Что случилось с этим "всем"? Но моим волнениям пришёл конец, когда создатель обнял меня.
- Не говори, пожалуйста, о терроризме что попало. Я твоего друга не знаю и знать не хочу...
Окончив свой рассказ, Мора встал с Флаки и сел на стул. Он даже не взглянул на присутствующих в этой комнате, его взор был прикован к белоснежному потолку. Юноша явно о чём-то задумался. Об этом говорил его взгляд. Слёзы больше не блестели в уголках кукольных глаз, сейчас всё было спокойно, даже слишком спокойно. Теперь начал говорить Эндзю. Акселератор его внимательно слушал, но даже не повернул голову в его сторону, а продолжал рассматривать натяжной потолок, выискивая там что-то. Только тогда, когда Эндзю закончил говорить, Мора опустил голову и посмотрел на мужчину.
- Так вот оно, значит... Создаёте живых кукол, значит? Получается, вы хотели узнать секрет моего создания и создать мою копию, господин Накамура? Я скажу вам всё, что сам знаю. Для того, чтобы создать такую же куклу, как и я, вам придётся убить человека. Во мне нет ни единой железяки. Всё, что находится внутри меня - человеческие органы. Лишь фарфор, обтянутый кожей, лишь он не присущ обычному человеку. Убейте человека, мой дорогой Акеши, и все дела. Провозитесь год над созданием куклы, убейте человека, получите славу, а потом умрите сам от руки своего создания.
Акселератор вновь замолчал. Он закрыл глаза и тяжело вздохнул, пытаясь справиться с чувством злости, которое переполняло его и вот-вот грозилось выйти наружу и нарушить обещание, которое Мора дал Эндзю. Но злость резко сошла с лица куклы, она открыла глаза и посмотрела на Эндзю.
- Господин Накамура... - в глазах вновь заблестели слёзы, - вы же презираете меня? Я вам не верю. Возможно, вы говорите правду, но я вижу в ней ложь. Я не верю в то, что я вам чем-то понравился. Но если учесть тот факт, что я чуть ли не раздвинул перед вами ноги, то это вполне возможно, но я не хочу верить в то, что я мог понравиться вам из-за тех действий сексуального характера. Я бы хотел сейчас выпить бургундского, чтобы удостовериться в том, что я сейчас чувствую. Но чувствую ли я вообще что-то на данный момент? Я не хочу ничего чувствовать. Это больно. Дело в том, что я ожидал услышать от вас нечто вроде этого: "Так что вали отсюда, я заколебался слушать твоё тупое нытьё и делать вид, что мне жаль тебя, хотя мне чисто срать с высокой колокольни на твои проблемы!", но сейчас вы делаете мне больней, Накамура. Я надеялся на то, что хотя бы вы по-настоящему любите меня, но ваши последние действия говорят об обратном. Я хочу, чтобы меня любили. Очень хочу... Но что же это? Брат Флаки меня презирает, вам я нужен лишь для создания такой же куклы, бабушка Флаки назвала меня чудовищем, сама Флаки назвала меня страшным сном, а Тору сорвался. Как вы думаете, зачем я убивал своих слуг? Я хотел, чтобы они меня любили. Просто любили. Вы же слышали мою фразу о терроризме, господин Накамура? Вот из-за этого я их и убивал. И Тиаки я убил из-за того, что хотел, чтобы меня любили. А вас я убить не могу. Я пообещал, что не убью вас, но вместо этого вы убиваете меня.
- Привет.
- Как дела, Мора?
- Кто это?
- Ты знаешь, кто это.
- Стой! Кто ты?
- Ты отлично знаешь, кто я...
Да, я отлично знаю, кто вы, господин Накамура. Вы - лжец. Самый настоящий лжец. Но зачем? Почему нельзя врать и при этом не наносить мне так много боли? Стойте... Нет! Ты не Накамура! Ты никакой не Накамура! Ты - Язаки! Ты ведь всё же добился этого, да? Ты улыбался в тот момент, ты смеялся надо мной, ты так хотел, чтобы я заливался слезами, наблюдая за тем, как ты трахаешь какую-нибудь шлюху, при этом я бы молил о пощаде, а в конце концов, ты бы довёл меня до самоубийства. Ты ведь хотел этого, не так ли? Ты почти этого добился, Язаки! Я снова вижу твою улыбку, я снова трясусь от возбуждения, когда нахожусь рядом с тобой, я снова пытаюсь убежать от тебя, но не могу, я снова жду Тору, который должен придти и высвободить меня из этого Ада. Но, стой, Язаки, зачем же ты выбрал именно такой путь? Почему просто не можешь дать мне экстази, сказать, что любишь меня, а потом вызвать шлюх и убить меня? Почему надо выбирать именно такой способ? Я не понимаю, Язаки, я не понимаю тебя... Но, тем не менее, я люблю тебя. Я куплю тебе бутылку Tio Pepe, которую ты сможешь осушить так, словно бутылку колы. Я сделаю всё, что ты захочешь, только прошу, прекрати издеваться надо мной. Я ведь просто хотел любви, но вышло всё не так. Почему? Почему я обречён? За что? Я ведь не заслуживаю этого, но...
Мора закрыл лицо руками и разрыдался. Он уже не сам не понимал, что с ним происходит, он не знал, кем являлись все эти люди, находящиеся в этой комнате, он не думал о том, насколько куклы Эндзю лучше его, он надеялся лишь на спасение. И на какое-то мгновение ему показалось, что он слышит звук открывающейся двери, а потом чувствует столь знакомое прикосновение к его голове. Но, к сожалению, Тору так и не появился. Тогда Мора разрыдался ещё сильней, даже не думая останавливаться. В голове звучал смешанные голоса Флаки и Эндзю:
аутизм,
успокой его,
он никогда не умел выражать свои чувства,
всё-таки он по-настоящему красив,
он никогда не умел принимать чужие ласки,
дай ему переодеться,
хочешь посмотреть, у него пена идёт изо рта,
нет,
поцелуй его,
можно, правда?
нет, теперь я не хочу, чтобы ты его целовала,
наверное, это всё потому, что он первый раз почувствовал себя жертвой,
нет, не потому,
он как баба, так же плачет,
это всё аутизм.
Мора чувствовал, что сдался, его обложили со всех сторон, но, странное дело, это не казалось ему столь неприятным, хоть и уничтожало.
- Это всё аутизм, так ведь? - захлёбываясь в слезах, произнёс Мора.